Весной родители приехали в Москву и так здесь и остались. Отца госпитализировали. Потом еще раз. Затем по результатам гистологии уточнили диагноз до пугающей третьей стадии рака. В этот момент силы уже были на исходе, а осторожный оптимизм сменился полным параличом. МРТ чудесным образом не показала наличия видимых метастаз, и сейчас он проходит тяжелую химиотерапию. Состояние осложняется перенесенным в прошлом инфарктом (такой локализации на миокарде, с которой процент выживаемости довольно низок – а он на второй или третий день хулиганил и ходил по реанимации. Сейчас так уже не сможет.) и несколькими прочими хроническими попутчиками пожилого возраста. Ему 73. И этой онкологии – уже рецидив. В сумме сейчас уже третий раз, когда он нас так пугает, но меня восхищает, насколько он сейчас собран и как цепляется за жизнь. Хотя с детства нагнетал предостережениями в духе «когда нас не станет». Даже сейчас, когда в перерыве между легкой и следующей тяжелой капельницами они сумели съездить на другую квартиру, чтобы привести там все в порядок, он уезжал со словами «вдруг больше не удастся». Видимо, смерть своей мамы (единственного живого родителя после ВОВ) он переживал так же остро, как боюсь неизбежного будущего я. Но сам постараюсь быть со своими отпрысками помягче.
Каждую ночь я не могу заснуть раньше 4-5 утра. Лежу несколько часов в страхе, что если засну, меня разбудит мама со словами, что отцу плохо и нужно вызывать скорую. Как это было в ночь инфаркта. Видимо, мужчины действительно болеют драматичнее. Гордятся всю жизнь железным здоровьем, а после 60 начинают стремительно сгорать.
В моменты, когда ему нужно было чем-то себя занимать, он изучил поверхностно фотошоп, собрал несложный аппарат с белым матовым экраном и подсветкой одним из моих фонарей и переснял на смартфон все свои черно-белые фотопленки, которые либо не печатались, либо печатались частично. Отпечатки он давно сосканировал. Качество снимков, нужно признать, выше, чем у пылящегося сканера с пленочной функцией на 2400x4800dpi – на тех пленках само зерно крупнее, и выгоды в высоком разрешении нет. Чувствуется, как отчаянно хочет оставить за собой больше памяти, материальной истории, а не только блекнущие со временем воспоминания.
Семейных фотографий советского периода, начиная с армии и не считая еще более ранних, у него больше, чем у меня за всю жизнь собственных. Снятых, проявленных и отпечатанных его руками. В них больше непосредственности, тепла, простого быта, чем в современной цифре и перегруженных вещами интерьерах – в домах сейчас нет просто стен и полок. Все завалено гаджетами, бытовой техникой, тряпьем. Все доступное и либо одноразовое, потому что устаревает на следующий год, либо используется раз в никогда. Сейчас, когда родители здесь, в доме работают 5 компьютеров и три-четыре смартфона. Втрое больше, чем нас самих. Тогда главными предметами интерьера могли быть простой гарнитур, шкаф с книгами и птичья клетка с газетой на дне. Это хотя бы останется в оцифрованном виде на домашнем сервере среди терабайт других данных. А после меня останется только помойка из пластика и металла.